– Ты-то? Конечно, нет. Но вообще-то ты молодец. Подумать только, совратить самого Фалька.
– Он такой неприступный?
– Не то, чтобы неприступный, скорее разборчивый, а на Ленкину довольную рожу мне смотреть противно. Теперь призадумается, ну как уведут.
Завидуете, любезная Айседора Дункан. Завидуйте неизвестной мне Лене, но ведь есть поговорка – не насоли ближнему своему.
И тут меня словно обожгла мысль: она думает, что я и Миша…
– Аська, ты что, всерьез полагаешь, что у нас с ним что-то было?
– А что, не было?
– Не было.
Она посмотрела на меня, как на дурочку.
– Ну конечно, – заключила она, – вы целую ночь составляли конспекты по истории КПСС, конспектировали Ленинскую работы «Государство и Революция».
И хотя ирония сквозила в ее словах, но я уловила нечто новое, похожее на восхищение, и эти нотки несказанно меня удивили. Ну легче ей стало от того, что я подгадила этой Лене, но причем здесь ее восторги? Может быть, ее умилил сам факт моей предполагаемой связи с Михаилом – и это было непонятно.
Воспитанная в строгих правилах, я и думать стеснялась о физической стороне любви, не то, что говорить. Оставалась в душе какая-то грань, которую я не могла переступить, чтобы не потерять душевный покой, самоуважение, достоинство. Подозреваю, что для Аси это было не столь важно, поэтому она с такой легкостью перенесла свои жизненные понятия на меня. Окажись она в подобной ситуации…
Меня все еще коробило от Аськиных подозрений, поэтому я продолжала оправдываться, на что она досадливо отмахивалась.
Все же я выяснила, каким образом Аська узнала о моих похождениях. Миша позвонил из моей квартиры маме, предупредил, что переночует у приятеля. Через полчаса маме зачем-то понадобилось его искать, и она начала обзванивать всех подряд его знакомых: Женю, Лену, Асю – Миши нигде не было. Мама запаниковала, и это ее паническое состояние передалось и тем участникам вечеринки, кому она только что звонила и пристрастно расспрашивала. По крайней мере, Женя, Лена и Аська перезвонили друг другу, припоминая подробности прошедшего вечера. Наконец Женя вспомнил, что Мишка убежал «как ошпаренный» вслед за «той девчонкой, которую привела Айседора Дункан». Сопоставив факты, они сделали вывод, что «приятель», у которого собирался заночевать Фальк, есть никто иной, как «кнопка» Лидочка.
После этого умозаключения, Мишина мама была поставлена в известность, где вероятнее всего находится ее сын. Она пришла в ужас после того, как ей сказали, что эту Лидочку большинство видит в первый раз в жизни и вообще не известно, кто она и откуда. Мама выпытывала у Аськи мой адрес, наверное, для того, чтобы нагрянуть и вытащить сыночка из засасывающего его болота, но по счастью Аське он был неизвестен. После этого мамочка успокоилась, по крайней мере, больше не порывалась никуда ехать и никого спасать, но могу себе представить, как она утром встретила Мишу и что ему наговорила.
На свидание я решила не идти. Пусть я кнопка Лида, пусть я не соперница для какой-то Лены, пусть. Что ж, милая Лена, я подарю тебе твоего Мишу, с которым ты дружишь с 8 класса. Правильно говорят: нужны деньги – займи у нищего.
Я промаялась до конца недели, и с каждым днем все сильнее и сильнее мое сердце наполняла горечь. Привкус горечи был во всем: в незначительных жестах и разговорах, в мелких житейских событиях, в моих стабильных успехах в учебе. Даже Ленинград перестал радовать. Я бродила по слякотным улицам короткими декабрьскими деньками и было отрадно от того, что можно молчать часами, можно ни о чем не думать, ожидая, когда затянется душевная рана.
А рана была, душевное равновесие нарушилось, и причиной тому не Лена, а чувство какой-то приниженности, второсортности, не покидавшее меня ни на секунду. Мне казалось, что Михаил хотел посмеяться надо мной, в сознании даже всплывало словечко «использовать» и было гадно от того, что встречаясь с девушкой, он назначает свидание еще одной – от этого облик Михаила немного померк, а разочарованность в парне, на первый взгляд показавшимся таким приятным, еще более нарушала душевное равновесие.
Я не пошла на свидание, и приняла решение выбросить его из головы и не поддалась на Аськины уговоры праздновать новый год в знакомой компании. Идти туда было неразумно после того, что я узнала.
Горечь не оставляла меня, и как-то раз в один из таких серых дней я пришла к Оле Самановой. Шла зачетная неделя, и Ольга валялась на тахте, со всех сторон окруженная книгами и конспектами. Мы попили чай, болтая о разных пустяках, а я так и не решилась рассказать о своих проблемах.
– Приходи к нам на новый год, – неожиданно предложила Оля.
– Спасибо, если тетушка будет в поездке, то приду обязательно.
– Что-то ты невеселая в последнее время. Случилось что-нибудь?
Я натянуто улыбнулась:
– Не знаю, Оль, что и сказать. Вроде бы и не случилось ничего, а настроение паршивое.
– Короче, русская хандра…
– Вот именно.
– Ты, что, экзаменов боишься? Брось, Лида, от кого другого, а от тебя я не ожидала. Ты и так все знаешь.
– Ну, во-первых, все знать невозможно, а во-вторых, не в учебе дело… Скажи, Оля, я действительно неисправимо серая или есть надежда?
Оля отодвинула учебник и уставилась на меня.
– Кто это тебе сказал? – спросила она с таким недоумением, как будто я интересовалась чем-то неприличным.
– Я и сама знаю… Посмотри объективно на меня, ну хотя бы на себя, сравни… Да я даже потом и вилкой правильно пользоваться не умею – возразила я с некоторой запальчивостью.
– Ерунда. Американцы, например, тоже сначала режут мясо на кусочки/, а потом перекладывают вилку в правую руку, ну и.. наворачивают за милую душу.
– Ноя – то не американка. Да и не только в этом дело. Со мной не о чем говорить – я ничего не знаю. Я в музыке не разбираюсь, в поэзии… Мне скучно читать стихи, скучно, ты понимаешь? А люди балдеют от стихов, учат наизусть, вслух читают на вечеринках… Ты знаешь, что Микеланджело, оказывается сочинял стихи?
– Знаю, – улыбнулась Оля.
– Вот. А я думала, он только средневековый скульптор – грустно отозвалась я, на что Оля возразила:
– Он гений Возрождения – и скульптор, и художник, и поэт. Вот послушай:
«Я пуст, я стандартен, себя я утратил
Создатель, Создатель, Создатель…
Ты дух мой похитил, пустынна обитель,
Стучу по груди пустотелой, как дятел
Создатель, Создатель, Создатель…»4
– И это он сочинил? – недоверчиво спросила я.
– Он.
Некоторое время мы сидели молча, потом я произнесла с глубоким вздохом:
– И сколько же я лет потеряла напрасно! Сидела там в своей деревне среди коров, ничего не видела, нигде не бывала.. Как теперь наверстать?
– Наверстать? – удивилась Оля. – Хотя, действительно тебе кое-что нужно наверстать. Ну почему бы например, тебе не заняться самообразованием? Запишись хотя бы на курсы иностранных языков – честно говоря, твой английский совсем на английский не похож.
Я поморщилась: в школе у нас никто не любил уроки иностранного языка – его у нас вела по совместительству историчка, более занятая своим огород, чем английской грамматикой. На выпускном экзамене мне «натянули» пятерку, чтобы я получила медаль, но в институте частенько приходилось «плавать» на занятиях по иностранному, но я честно готовила все домашние задания, переводила тексты и надеялась сдать инглиш в конце года и навсегда забыть.
– Вот еще, – проворчала я, будучи не в восторге от перспективы ходить на курсы – неизвестно куда и неизвестно зачем.
– Я сама собираюсь ходить в ДК Ленсовета, там курсы начинают работать с февраля – и заметив мое недовольное лицо, Оля сказала: – пойдем вместе. Фу, Лидка, какая ты глупая, ты мне еще спасибо скажешь за то, что я тебя растормошила.
Махнув рукой, я решила предоставить все Оле: что ж, попробуем – не боги горшки обжигают.
И Оля помогла мне. Теперь каждое воскресенье мы ходили вместе то на выставки, то в музей, то в театр – конечно старались брать самые дешевые билеты. Из разнообразных репертуаров многочисленных ленинградских театров Оля выбирала самые яркие, самые запоминающиеся спектакли – благо, было из чего выбирать, так что к концу второго семестра я могла оценить постановку не просто словами «нравится» – «не нравится», а различать хорошую и плохую игру актеров, хорошие или плохие декорации, музыку, научилась различать где фальшь, наигранность, а где эмоции, уже не связанные с действием, а с личностью исполнителя, и когда слова заученного текста вдруг зазвучат из самого сердца.
А идти в филармонию в первый раз я боялась.
– Оля, ты с ума сошла – «концерт камерной музыки»! Да я усну на этом концерте. И не разбираюсь я в классической музыке. Не пойду – сама опозорюсь и тебя опозорю, – отказывалась я, но Ольга была неумолима.
